Книга Школа Делавеля. Чужая судьба - Ольга Гусейнова

Я наклонилась и жадно вдохнула фруктовый аромат, но к обычному яблочному примешался еще один. Вроде до боли знакомый запах Стейнара, но по-новому, каким-то непостижимым образом раскрывающийся десятками оттенков по мере продолжения его изучения. Стряхнув яблоки на постель, я прижала платок к лицу. Невероятный запах. Будоражащий! Уснуть точно не смогу! Поэтому решила пройтись, а еще лучше — пробежаться.

Сняла ночную рубаху и надела форму. Возиться и убирать волосы не стала, оставив свободно лежать на плечах. Тихонько, чтобы никого не разбудить и избежать вопросов, выскользнула из палатки, прихватив парочку яблок, и направилась сперва умываться. Затем, хрустя сочной мякотью, пришла на площадку для тренировок и уже собралась побегать, но в самом конце поля заметила знакомую темную фигуру. Выкинув огрызок, торопливо доела яблоко, растерянно таращась на медленно приближавшегося ко мне капрана Стейнара.

Едва успела мелькнуть мысль: «Пробежалась, называется!», тягучие движения, перекатывающиеся мышцы на обнаженных руках и ногах мужчины неизменно привлекли мое внимание, всколыхнув вчерашние ощущения, когда видела его без формы и откровенно любовалась. Щеки загорелись огнем — смущение меня выдаст, однозначно. Отвела взгляд в сторону, чтобы он не догадался, о чем я сейчас подумала.

Капран подошел ближе, и я снова уловила тот самый сногсшибательный дивный аромат. Неосознанно вдохнула полной грудью и замерла, наслаждаясь, смакуя…

— Не спится, цветочек? — насмешливое приветствие отчасти привело меня в чувство.

Приподняв подбородок, я ответила, пытаясь выдержать служебный тон:

— Так точно, капран! — И все-таки не удержалась: — Вам, как видно, тоже? Спасибо за яблоки!

Он подошел совсем близко и остановился, нависая и всматриваясь в мои глаза. И в этот момент меня с головой накрыло его запахом, сводя с ума, разжигая огонь желания, такого сильного, что я невольно застонала. Словно под гипнозом преодолела последний шаг, разделявший нас, и с трепетом, положила ладошки ему на грудь. Погладила шершавую кожу безрукавки и отчаянно захотела снять ее, чтобы насладиться другой кожей — теплой и гладкой, живой…

Со мной творилось что-то странное, необъяснимое и пугающее. Я словно раздвоилась, и теперь одна часть меня ошарашенно следила за действиями второй, что наглым образом прижималась к капрану, а руками начала шарить по его телу.

Более разумная часть испуганно пискнула:

— Что со мной творится? Чем это пахнет так сильно?

— Это твои брачные узы так пахнут! — торжествовал несносный мужчина, глубокий тягучий голос которого вызвал у меня дрожь, особенно отзываясь внизу живота странным теплом и чувственной судорогой.

Кожу немилосердно кололо, каждая частичка моего тела пылала неистовым желанием, разрушая все грани, застилая разум пеленой страсти. Я терлась об него грудью, целовала обнаженные плечи и шею — какое позорище! — мурлыкала, как последняя гулящая кошка. И трогала, трогала, трогала… всюду, куда могла дотянуться. Тонула в первобытном желании.

— Как ты вкусно пахнешь… — застонал Стейнар.

Очнулась я, почему-то стоя перед ним на коленях, крепко обнимая и целуя обнаженные волосатые ляжки. Меня снедала похоть в чистом виде. Ошалев от происходящего, резко отстранилась, тут же почувствовав, как заболели ладони, лишенные желанных прикосновений. Как заныла грудь, а кожа буквально горела, мечтая соприкоснуться с источником непередаваемо прекрасного аромата.

— Чем… пахну?.. — прохрипела я, отползая дальше.

Сжав пару раз кулаки, видимо, тоже пытаясь прийти в себя, он с торжествующей улыбкой хрипло произнес:

— Моими будущими детьми!

— Я просто сошла с ума! — шепнула, поднимаясь и порываясь сбежать.

Но ноги предательски сами собой несли меня обратно к Стейнару. Пришлось рухнуть на землю и на четвереньках ползти прочь от этого искусителя.

Его ботинки ступали параллельно моему направлению, но я отчаянно хотела убраться от него подальше. И как заведенная игрушка переставляла конечности, поднимая пыль, отползая дальше.

И мысленно отчаянно уговаривала себя: «Я кремень! Я кремень!»

При каждом движении ткань терлась о кожу, возбуждая еще сильнее. То постанывая, то воя от бессилия, я упорно ползла, пошире расставляя ноги и руки. Чтобы кожа не соприкасалась с одеждой и так остро не реагировала, и не провоцировала новую волну вожделения.

— Нет, это я чуть не сошел с ума, когда понял, что не могу выкинуть тебя из головы. А ты на меня, как на мужчину, не реагируешь, — услышала я признание Стейнара.

Страсть, желание, похоть — все вместе не давали четко думать. Поэтому я буркнула в ответ:

— А как еще можно реагировать на мужиков, которые одеты как наши пограничницы, да еще и выглядят как они…

— И дело только в этом? — возмущенно прорычали сверху.

Лучше бы дракон молчал, потому что его рык прошил тело истомой, вызывая новую чувственную волну. Я умоляюще прохрипела:

— Помолчи хоть немножко, пожалуйста, я же не железная. О боги, как это вообще можно вынести…

Мужской смех оказался не менее возбуждающим, чем обнаженный вид. Я замерла, уткнулась лбом в песок и побилась об него. Бесполезно! Захотелось прогнуться в спине и выставить попу. Пусть этот изверг увидит, оценит и что-нибудь сделает, дабы облегчить мои страдания…

— А представь мои мучения в течение долгого времени, когда я хотел тебя, а ты меня игнорировала, — насмешливо пожаловался Личный Кошмар.

— Иди помойся, а? — прохрипела я. — Ну что тебе стоит смыть этот проклятущий запах? Я буду вести себя тише воды, ниже травы. И даже слушаться. О, давай, я вычищу все здешние нужники…

Дракон расхохотался, от чего меня снова пробрала дрожь. Рука сама потянулась к его ногам, просто коснуться, унять зуд в пальцах. Только чуть-чуть.

— Лютик! Привыкай к нему как к родному. Теперь он будет вечно с тобой! Впрочем, как и я! — снисходительно-насмешливо просветили меня.

— Гад! Ну какой же ты гад! — просипела я в отчаянии.

Раскрыв крылья, тяжело взлетела, позорно вихляя из стороны в сторону. А вслед раздавался довольный смех Стейнара. Затем темная тень дракона проводила меня до душевой, где я прямо в форме залезла под воду и долго стояла под остывшими за ночь струями, боясь пошевелиться, чтобы не вызвать чувственного болезненного голода.

Боги, ну за что вы меня так наказываете, а?

В палатку я шла в мокрой одежде, дополнительно охлаждаясь свежим утренним ветерком. Специально не стала сушиться при помощи магии, потому что мне очень-очень нужно было остыть. Хотя бы для того, чтобы очухаться от тумана в голове.

Хлюпая мокрыми ботинками, я подошла к койке и скрючилась, пережидая очередной приступ мелкой чувственной дрожи. «Гад! Ну какой же он гад! А я кремень! Я кремень! Я кремень!» — то ругалась, то уговаривала себя мысленно.